Антикоррупционная деятельность

Как ни странно, рецепт, помогающий избавиться от коррупции, давно известен. О нем неоднократно заявляли в российских СМИ экономисты, социологи и прочие специалисты. «Разделение властей, конкурентная политическая борьба, свободная пресса, независимый суд, честные выборы, — такой список приводит писатель и журналист Виктор Шендерович. — Глядишь, коррупция уменьшается, потому что не анонимно и по рекомендации Медведева, а просто, когда появляется факт коррупции, об этом пишет СМИ, а конкурирующая партия раздувает скандал, да? И симметричным образом поступает конкурирующая с ними партия. Таким образом, коррупция не исчезает, конечно, но резко уменьшается вплоть до каких-то микроскопических норвежских показателей». Однако те же специалисты признают, что все эти рекомендации при нынешней политической ситуации в России неосуществимы.

Действенный путь, который был использован в США и привел к весьма значительному сокращению коррупции, предлагает Елена Панфилова, гендиректор Transparency International Russia. Там для борьбы с коррупцией фактически была проведена социально-административная реформа, использующая систему контроля и поощрения. Во-первых, было жестко просчитано необходимое количество госслужащих — чиновников, полицейских и т.д. При этом была «придумана система очень жесткой привязки материального стимулирования (на подобающем уровне) к безупречности служения… Ты свою денежку — поначалу не очень большую, но возрастающую — получаешь, только если ты безупречен в своей службе. И самое главное, тебя стимулирует социальный пакет, который тебя ждет в будущем. То есть чем дольше ты безупречен, тем лучше тебе живется. Если говорить в полушутливом тоне, то создана система, при котором главным антикоррупционным ограничителем становится жена. Она тебе говорит: „Знаешь что, милый, ты, конечно, можешь пойти щипать лоточников или обирать больных в своей клинике, но если ты этого не будешь делать, то через десять лет у наших детей будет правительственный грант на образование, у нас будет беспроцентный кредит на свой дом, по достижении тобой возраста 60-65 лет у тебя будет такая пенсия, что мы с тобой купим домик во Флориде и будем жить припеваючи“, — поясняет Елена Панфилова. Конечно, при таком способе результатов ждать приходится долго — в США они появились лишь через 50 лет, — но это все же вполне обозримый срок. Однако опять же достойных социальных гарантий ученым и преподавателям наше государство предложить тоже не может.

Остаются меры скорее карательные, но и здесь российская законодательная система оставляет желать лучшего. Согласитесь, штраф в 15 тыс. рублей или даже год условно — просто смехотворное наказание для взяточника! „Главный смысл существования коррупционера — это получить денежки, конвертировать их в собственность и обеспечить себе сладкую жизнь. Поэтому, безусловно, самым страшным приговором мог бы быть даже год — но при конфискации. Чтобы он вышел — а тут чисто поле. И вся его деятельность, которой он посвятил последние годы, пошла прахом. Вот тогда — тогда, может быть, ему станет страшно“, — считает Елена Панфилова. „Понимаете, если люди будут видеть, что коррупционер попал под суд и получил реальное наказание с конфискацией всего, что он награбил, — это похлеще, чем расстрел“, — поясняет она. По ее мнению, чтобы коррупция исчезла, или хотя бы уменьшилась, ее надо сделать невыгодной. „Любого коррупционера греет мысль: а) “Я не попадусь», б) «Если я попадусь, у меня там отложено». Вот надо сделать так, чтобы он а) попался и б) то, что отложено, не грело его душу. Вот и все", — уверена Елена Панфилова.

Однако пока все эти рекомендации не находят воплощения в жизнь. Те же, что предлагает, например, Министерство образования, имеют, скорее, отрицательный эффект. Так, большие надежды по искоренению коррупции при приеме в вузы возлагались на ЕГЭ. Однако, не говоря уж о прочих минусах этой системы, в борьбе со взяточничеством она тоже оказалась совершенно бесполезной, поскольку просто перенесла его на уровень средней школы. По данным Рособорнадзора, в этом году около четверти экзаменационных работ выпускников, набравших на ЕГЭ сто баллов из ста возможных, не соответствуют таким высоким баллам. Выпускники из ряда регионов, в частности Ингушетии, Дагестана и Чечни, которые получили 100 баллов на экзамене, при поступлении в вузы не смогли даже анкеты заполнить без ошибок, не говоря уж о том, что они с трудом объясняются по-русски.